Сука, ненавижу когда так...
Ненавижу!!!

@темы: Подотри сопли безмозглый болван!

---

Все таки, утащил себе...

17.01.2012 в 12:07

Пишет  Dani Swan:

"Не умея жить без тебя"
Название: Не умея жить без тебя
Автор:  Dani Swan ([email protected])
Бета: Elentariel ( SPb_Elf, [email protected])
Гамма: YamiNoKo ( foxy88)
Фэндом: Bleach
Категория: яой
Пейринг: Ренджи/Шухей
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, дарк
Предупреждения: скорее всего ООС Хисаги; смерть персонажа
Саммари: Ренджи всего лишь хотел, как лучше…
Размер: мини (2465 слов)
Статус: закончен
Дисклэймер: Все – Кубо, я только докуриваю его траву.
Посвящение:  Caine_kun. Ренджи, без тебя этого не было бы! Прости, если сделала тебе больно этим текстом.
От автора: Навеяно ШуРеновой ролевкой в аське, многие фразы и образы взяты оттуда же. Эта шиза ела мне мозг целый вечер, так что я даже не смогла заснуть и писала до пяти утра, крутя на повторе "Dive" Катсуюки Кониши.
Размещение: с моего разрешения, со ссылкой.

оно самое

― Знаешь, семпай, – Абараи смотрит в сторону, избегая встречаться с ним взглядом. – Мне надоело. Ты цепляешься за меня, как за призрак из прошлого, видишь во мне кого-то другого. Разберись в себе, наконец.
Шухей аккуратно отставляет в сторону нетронутую пиалу сакэ, оглядывается на Рангику, щебечущую что-то Кире, поправляя волосы. Нет, не слышит… Иккаку и Юмичика, устроившиеся около раскрытого окна – тем более, слишком заняты друг другом. Обычная ситуация для каждой лейтенантской… хм… сходки.
― Пройдёмся, Абараи-фукутайчо, – предлагает он, поднимаясь на ноги. Тяжелее, чем следовало бы, но слишком неожиданно то, что только что прозвучало.
Ренджи с готовностью выходит следом за ним, задвигая сёдзи поплотнее. Останавливаются на энгаве, опираясь на резные столбы. Хисаги ёжится от налетевшего ветра – стоит осень, и вечера уже холодны. Вытаскивает откуда-то пачку сигарет, выбивает одну и закуривает, предлагая и Ренджи, но тот отрицательно качает головой.
― Что это ты удумал? – спрашивает Хисаги, глубоко затягиваясь. Смотрит вдаль, поверх темных крыш в ещё светлое небо.
― Мне надоело трахать тебя, – прямо отвечает ему Абараи, прислонившись к столбу спиной. Встряхивает головой и почёсывает затылок – шнурок слишком туго стягивает его волосы, и кожа часто зудит от этого. Шухей знает это, как и тысячи других мелочей. – Не слишком ли это затянулось, семпай? С самой Академии, сколько можно-то уже?
Какой-то миг Шухей ещё надеется, что ослышался, но ошибиться невозможно. Это действительно прозвучало.
― Почему? – спокойно, предельно спокойно, хотя руки ощутимо дрожат.
― Просто надоело, – отвечает Ренджи, но его спокойствие такое же наигранное. Он что-то скрывает, это заметно, иначе он не хмурился бы так, сложив руки на груди и старательно отворачиваясь, чтобы спрятать глаза. – Ты слишком зациклен на мне. Ты же сильный человек, семпай, почему ты продолжаешь ложиться под меня ночь за ночью, продолжаешь вести себя, как тряпка? Стань ещё сильнее, наконец!
― Я люблю тебя, – Хисаги прикрывает глаза, стискивая тлеющую сигарету в пальцах. Немного рваным движением подносит к губам, затягиваясь. – Какая разница, кто снизу, кто сверху?
― Это не любовь, – холодный, странно холодный тон. Так мог бы говорить капитан Кучики, но не Ренджи… его Ренджи. – Это затянувшееся чувство вины. Ты до сих пор чувствуешь себя виноватым в смерти своих однокурсников. И – обязанным мне за спасение.
Шухей сжимает сигарету в кулаке, не замечая, что обжигает ладонь…
― Неправда. Я давно уже не виню себя. И обязан был не только тебе. Кира-кун и Хинамори-кун тоже были там. И не ты…
― Но потянулся-то ты ко мне, – обрывает его Ренджи. – Ты подстелился под меня. И мне это надоело. Мне было хорошо с тобой в Академии, это были замечательные полгода, но всему приходит конец. Ну, встретились мы потом, ну переспали еще пару раз, но не больше же! Сколько уже лет ты не отлипаешь от меня, семпай? Я не могу даже сосчитать.
― Ты видишь это так? – Хисаги бледнеет, роняя смятую, искрошенную сигарету за перила. – Я в тягость тебе?
― Да.
Словно припечатал. Шухей долго молчит, сжимая холодное дерево, смотрит на то, как в небе зажигаются звёзды. В конце концов, Ренджи вздыхает и выпрямляется, собираясь уходить.
― Постой… те… – бесцветно. – Я всё понимаю, Абараи-фукутайчо. Приношу свои извинения, обещаю вас больше не тревожить.
― Эй… – Ренджи кладет ладонь ему на плечо. – Ну… Не до такой же степени, семпай. Что за официоз?
Шухей стряхивает его руку движением плеча, остановившимся взглядом смотря в пустоту.
― Не прикасайтесь ко мне, Абараи-фукутайчо. Это нарушение личного пространства.
Резко он разворачивается в сторону Ренджи, склоняясь в церемонном поклоне. Затем выпрямляется и с места уходит в шунпо, оставляя Ренджи недоумённо смотреть ему вслед, постепенно осознавая, что произошло что-то не то…

― Люблю тебя, – отчаянно шепчет Шухей, цепляясь за широкие плечи. – Люблю… не могу без тебя… Рен…
Он жалеет, что не говорил этого раньше, не признавался. Для себя он понял это ещё годы назад, в одну из их ночей в Академии, когда лежал без сна, слушая дыхание спавшего на его плече Абараи и смотря в окно на брезживший рассвет. Он признавался сотни раз: иероглифами «рен» – «любовь», и «ка» – «пламя», выписанными языком на коже, срывавшимся с губ именем Ренджи, повторяемым с каждым вздохом, всем телом, откликавшимся на малейшее касание. Но никогда – словами.
― Люблю… – еще раз, беспомощно запрокидывая голову.
Ренджи не отвечает, только приникает к его губам, прижимаясь к нему сильнее, ускоряя движения. Вбивается в его тело – жёстко, мощно, почти причиняя боль, грубовато ласкает член – и Хисаги счастлив, слыша безмолвное «верю». Ренджи целует его отчаянно, нетерпеливо, словно вытягивая душу, выворачивая его наизнанку. Шухей чувствует, как их сердца бьются вместе, выгибается навстречу, умоляя о большем…
― Только твой… только с тобой… – задыхается он. – Веришь? Только тебя…
― Верю, – хрипло шепчет Ренджи в ответ. – Я тоже…
Счастливый вскрик Хисаги, никогда не умевшего быть тихим, заглушает вязкая стена кеккая. Он кончает от одних этих слов, искренне веря, что это счастье продлится вечно.

― Неужели всё это было ложью? – шепчет Шухей, отодвигая тяжелые створки. – Рен… за что ты так со мной?
Шатаясь, он вваливается в свою комнату, почти сползая по косяку. Ноги не держат, сил едва-едва хватает на то, чтобы захлопнуть сёдзи и поставить барьер – незачем кому-то знать, что здесь происходит. Рвёт ошейник на горле – воздуха не хватает – швыряет в угол вместе с браслетами, даже не заботясь о том, что может случайно активировать взрывчатку. По стенке добирается до шкафа-осиирэ, сдвигая фусума и вытаскивая припрятанную там бутыль сакэ. Сорвав печать с крышки, отхлёбывает прямо из горлышка и смеётся – жутко, хрипло.
― Любишь, да, Хисаги? – салютуя самому себе. – Веришь, да, Хисаги? Всё ещё ждёшь его?
Отлепившись от дверцы, почти падает на колени перед низким столиком, дрожащими руками зажигая маленький светильник. Пламя ярко вспыхивает, высвечивая резкий профиль и взъерошенные чёрные волосы. Отражается в серых глазах так, что кажется, потусторонний свет исходит из их глубины.
― Вечный лейтенант, да, Хисаги? – Шухей вновь смеётся, но смех этот больше похож на сиплое карканье. Запрокидывает голову, залпом глотая неприятно холодную жидкость. – Вечная замена. Вечный ведомый… Ты же сильный, Хисаги, так стань ещё сильнее! Не можешь? Так пойди и убейся!
Ему кажется – тени в углу сгущаются, превращаясь в силуэт Ренджи. Он вскидывает руку с зажатой в ней бутылью, криво улыбаясь мороку. Становится жарко – он вытаскивает косодэ из-под пояса, затем и вовсе сбрасывает. Скомканный ворох чёрно-белой ткани отправляется в тот же угол, что и опасные игрушки, а Шухей откидывается на татами, горько смеясь в лицо несуществующему призраку.
― Я изменился, Рен, веришь? Но я так и не научился выживать без тебя! Я умирал все годы, что ты учился, потому что не мог быть рядом! Я научился лгать, что всё хорошо, научился улыбаться и говорить то, чего нет… Но я пуст, Рен! Пуст! В моём мире нет ничего, кроме меня и Казешини.
Глоток сакэ… Поперхнувшись, Шухей долго кашляет, пытаясь отдышаться. Призрак Абараи смотрит на него холодно, леденя отторжением, и Шухей вновь давится алкоголем, заливая всколыхнувшийся страх.
― Нет, я неправ… В моём мире есть ещё уважение к тому, кто указал мне путь когда-то, – мимолётное прикосновение к татуировке на щеке. – И, самое главное – ты! Ты, Ренджи! Единственное, что сохраняет во мне человечность. Ты не знаешь, что я чувствовал тогда, видя, как умирает Аога. Когда Канисава звала меня, а я не мог ничем помочь ей! Я сжёг бы себя дотла в этой вине и своей ненависти к Пустым, если бы не ты. Ты – всё, что держит меня здесь… держало…
«Я в тягость тебе?»
«Да».
Из груди Шухея рвётся отчаянный крик, а на губах расползается злая, безумная ухмылка. Пламя в светильнике трещит, потревоженное не сдерживаемой более рейацу, дрожит, и по стенам мечутся длинные тени.
― Ты же хранил меня все эти годы, – горько шепчет Хисаги, опрокидываясь навзничь и больно ударяясь затылком о жёсткий тростник. – Не раз я был на волосок от смерти, и каждый раз я видел тебя. Ты улыбался, заслоняя меня собой, раз за разом отводя смертельный удар. Что же мне сделать теперь, чтобы вернуть тебя?
Он весь словно бы горит изнутри – проступивший было пот давно высох, кожа сухая и даже, кажется, шелушится. Рейацу колеблется, растекаясь по комнате, бьётся в тонкие стенки кеккая – и он плывёт, плывёт зеленоватым маревом, опадая и растворяясь. Пахнет чем-то затхлым, словно бы болотной тиной – и Шухей глухо воет, роняя бутыль и царапая себе грудь, разрывая кожу ногтями. Кажется, что там, где находится сакетсу, «звено цепи», поселилось что-то, пожирающее его изнутри, разъедающее выламывающееся в судорогах тело. Бутыль катится в сторону, в конце концов ударяясь о стенку, сакэ разливается по полу. Пламя светильника рвётся и трепещет, словно испуганный мотылёк.
― Ренджи… Рен…
Сначала Хисаги шепчет, затем зовёт в голос, кричит, срывая связки, пытаясь вытащить из ножен занпакто, чтобы вонзить его себе в грудь и хоть так успокоить режущую боль. Кое-как поднимается на колени, распахивая окно, жадно глотая холодный воздух, но это приносит лишь временное облегчение, и пламя вновь пожирает его, заставляя скорчиться на полу, обхватив голову руками. Кажется, его руки уже перемазаны кровью, выступившей из глубоких царапин на груди, но это уже не важно. Всё… не важно…
Где-то далеко хлопают створки дверей, слышатся встревоженные голоса… Шухей не слышит их, его глаза затягиваются белой поволокой, на губах пузырится пошедшая горлом кровь…
«Я не хочу видеть, как ты умираешь… никогда…»
«Я не умру, семпай. Никогда!»
Он клялся не оставлять Шухея, согревал его своим теплом, дарил спокойствие… И теперь это пламя, которое Хисаги так любил, сжигает его изнутри…
Кто-то из офицеров врывается в комнату, разнося сёдзи в щепки, подхватывая его на руки и вынося наружу, на воздух. Кто-то ловит захлёбывающийся, сбивчивый шёпот с его губ и передаёт дальше, требуя немедленно вызвать лейтенанта шестого. Но поздно, поздно! Шухей ещё видит звёзды высоко в небе, но уже совершенно не воспринимает реальность, безвольно раскидываясь на ледяных плитах мостовой, наконец-то остужающих выгорающее тело. Струйки крови текут изо рта, из глаз – как страшные слёзы по ушедшему, заливают кожу, схватываясь в мгновенно запекающуюся корку. Отражаясь от стен, звучит долгий, дрожащий звон – это раскалывается, умирая вместе с хозяином, Казешини, и сакетсу вскрывается чёрной дырой в груди Хисаги.
Он уже не видит, как замирает примчавшийся разбуженный Адской Бабочкой Абараи, как шарахаются в стороны испуганные рядовые. Он лежит на залитых кровью плитах, смотря в небо невидящим взором, а корка на лице постепенно белеет, становясь маской Пустого, и дыра в груди зияет там, где когда-то билось дышавшее лишь близостью к Ренджи сердце.

Комната Ренджи кажется Хисаги уютнее, чем его собственная – здесь нет педантично поддерживаемого порядка, вещи разбросаны по полу в причудливых сочетаниях. Скомканные косодэ, оби, хакама – и тут же конспекты, тут же упаковки палочек туши. Рассыпанные кисти, смятые листы бумаги с неудачно исполненными упражнениями в каллиграфии…Учебники и полотенца. Деревянные мечи и пустые бутылочки из-под сакэ.
― Ты похож на пламя, знаешь? – Шухей принимает пиалку, касаясь пальцев Абараи. – Яркий, сильный… Я не хотел бы когда-нибудь встать у тебя на пути.
Первокурсник, кажется, смущается, бормочет что-то вроде «ну что вы, семпай», наливает себе и торопливо пьёт. Хисаги смакует каждый глоток, каждый взгляд, каждое движение сильного тела. Разматывается пружина в груди, позволяя дышать спокойно – он словно бы отогревается рядом с этим парнем с невозможно яркими волосами.
― Зачем ты вернулся?
Абараи понимает его вопрос сразу, хмурится, обдумывая ответ.
― Мы не могли оставить тебя одного, – наконец отвечает он, смело встречая испытующий взгляд Шухея. – Жертв и так слишком много.
Кривая улыбка – и Шухей не спрашивает больше ничего, только молча пьёт, не отставая от младшекурсника, а Абараи всё подливает и подливает ему. Кто из них не выдерживает первый – непонятно, только Шухей неожиданно даже для себя отставляет пиалку и решительно сдёргивает шнурок, удерживающий высокий хвост, отпуская алые пряди литься на белую ткань форменного косодэ потоками крови. Абараи отбрасывает бутылочки в угол, заливая кучу каких-то вещей, и опрокидывает его на футон, накрывая водопадом волос, жарко, властно целует, прижимая всем телом. У обоих стоит так, что кажется, перекрученные полоски фундоши, впивающиеся в кожу, вот-вот порвутся. Хисаги длинно стонет, подставляя шею жадным губам, а Ренджи обжигает его кожу дыханием, кусает и тут же зализывает укусы.
― Семпай, – хрипло, отчаянно. – Я всегда буду с тобой, ты только не бойся!

Секунды тянутся, становясь вечностью, и вот едва заметно дрожат испачканные красным пальцы. Глазницы маски вспыхивают алым, и Пустой приподнимается, оглядываясь вокруг. Это всё ещё тело Шухея, лишь маска скрывает его лицо – и, словно в насмешку, заполненные запёкшейся кровью углубления на ней в точности повторяют татуировки на лбу Абараи. Размыкаются клыкастые челюсти, и среди белокаменных зданий Сейрейтея плывет жуткий, тоскливый вой. Это всё ещё голос Хисаги – искажённый, но всё ещё узнаваемый – и лейтенант шестого отшатывается, не в силах выхватить Забимару.
Алые, светящиеся безумием глаза смотрят на Ренджи в упор, затем Пустой шагает навстречу, пригибаясь. Шаг… ещё… Абараи не двигается с места, лишь в глазах наконец стынет понимание. И – запоздалый ужас пополам с виной.
― Семпай… – он говорит тихо, протягивая раскрытые ладони. – Возьми себя в руки, семпай.
Пустой рычит, подступая вплотную, обводит пальцами контуры его лица, пачкая кровью загорелую кожу. Сжимает подбородок, притягивая к самой маске, заглядывая в глаза.
― Прости меня, – Ренджи шепчет, не отводя взгляда. – Я не понял, насколько всё это серьёзно. Я надеялся, что это сделает тебя сильнее… хотел освободить тебя…
Рычание Пустого больше похоже на издевательский смех. Он отвешивает Ренджи пощёчину, тут же отшатываясь назад. Поднимает руку, и в ладони начинает формироваться небольшой сгусток энергии. Серо…
Ренджи торопливо читает заклинание, не собираясь доставать занпакто из ножен. Для него это всё ещё семпай, он ещё верит, что Хисаги можно вернуть. Он всё еще любит, надеясь, что можно исправить ошибку.
― Хадо 31: Шаккахо!
Два потока алого пламени с грохотом сталкиваются. Абараи закусывает губу, вкладывая в заклинание как можно больше рейацу, пережимая, отбрасывая Пустого назад. Раз за разом тот поднимается, отряхиваясь до боли знакомыми движениями. Раз за разом поднимает руку, посылая в Ренджи Серо. Раз за разом звучит хриплый выкрик: «Шаккахо!» – и новые плиты чернеют от копоти. Вокруг них давно освобождено пространство, и никто не смеет сделать хотя бы шаг. Это – бой Хисаги за свою свободу, и бой Абараи – за него.
Пустой поднимается всё медленнее, всё дольше собирается с силами, чтобы ударить – и Ренджи ждёт его, уже даже не начитывая заклинание. В какой-то момент то, что раньше было Шухеем, замирает на земле изломанной куклой, и тогда Ренджи бросается рядом с ним на колени, поднимая и притягивая к себе. Срывая пальцы, обламывает маску по кусочку, открывая сухую, шелушащуюся, словно бы обожжённую кожу виска, широко раскрытый серый глаз и краешек скулы. Дальше не успевает – его руку перехватывают.
― Убей… – глухо, почти неслышно, – но это, несомненно, голос Хисаги. – Рен…
― Нет, – качает головой Абараи. – Мы что-нибудь придумаем, ты только держись!
Клекочущий смех вырывается из груди Пустого.
― Ты всё-таки не сдержал обещание, – целая глазница маски вспыхивает бешеным алым. – А я не умею жить без тебя!
― Семпай… – Ренджи действительно больно. – Прости меня, семпай. Сглупил я. Хотел как лучше…
― Нет, – Пустой впивается пальцами в его плечо. – У тебя нет для меня даже имени. Убей, или я убью тебя!
Кажется, в глазах Абараи стоят слёзы. Он качает головой, беззвучно шевеля губами. Кажется, бормочет что-то об Унохане, снова и снова просит прощения, но…
Кажется, с неба падает розовый снег… И только увидев, как полуобнажённое тело в его руках расцветает кровавыми цветками, Ренджи осознает, что это – лепестки. И что его капитан уже давно стоит за спиной, молча созерцая происходящее. И только когда голова Пустого запрокидывается, и он медленно-медленно рассыпается серебристыми искрами, с губ Абараи срывается отчаянный вопль:
― Шухе-е-е-ей!..

@темы: Абарай Ренджи, От души, Игровое, Блич, Ренджи/Шухей, Хисаги Шухей, ОТП

---

Черт, после этого я окончательно не выдержал.
И какой черт меня дернул читать перевод этой песни...и так хреново было
Совершенно невыносимо.
Я всей душой люблю Юсу. Особенно в образе Гина. И эта песня...черт, она с первого раза за душу пробрала.
А уж перевод...что и говорить, на сегодня я добит окончательно.

Hyouri

kokoro ni mo nai koto wa yuwahen
setsumei surun ga nigate na dake ya sou ya nen
sou ya nen. . .

boku wa tayasuu ken wa nukahen
dakara metta ni egao igai ni narehen
narehen. . .

sono ba, sono toki itsumo hon ne ya
seyakedo sore wa kokoro no soko to urahara
urahara

Двуликий (Hyo-ri)

То, что я не скажу даже в своем сердце,
Мне трудно объяснить это. Вот так.
Вот так...

Я не хочу просто вынимать свой меч,
Вот почему у меня нечасто есть что-то кроме улыбки…
Нет другого…

К месту и ко времени я всегда говорю одно,
Однако, в глубине моего сердца - другое
Другое…

@темы: От души, Блич, сейю, Юса Коджи, Подотри сопли безмозглый болван!, Улыбайся, Кицунэ, Гин

---

Ксо, это слишком невыносимо...
После такого весь день не по себе.
А еще больно, да, не скрою.
И текст добил. Слишком сильно. Слишком невыносимо, когда все это пропускаешь через себя.
Как будто испытываешь такую же боль.
Шу, обещай, что больше такого не будет...

@темы: Абарай Ренджи, Игровое, Блич, Ренджи/Шухей, Хисаги Шухей, Улыбайся, Кицунэ, ОТП

---

Хватит, хватит безмозглый болван! *отвешивает сам себе подзатыльник*
Только попробуй испортить все и на этот раз тоже.

---

Господи, какой же он маленький клевый *__*
Чиби Шузей такой...Чиби *О* Плакса мелкая)

@темы: нэ?, Хисаги Шухей, Фап *О*, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает

---

Ты слышишь? С грохотом падает небо на плечи мои -
Мне долго не простоять.

Как отчаянно, как никогда раньше.
Кого нибудь просить.
Будь на моей стороне.


Ты слышишь? Будь на моей стороне всегда.
Потому что я так просил.

@темы: От души, Подотри сопли безмозглый болван!, Улыбайся, Кицунэ

---

1. Возьмите наугад 5 книг.
2. Прочтите в книге №1 - первое предложение.
3. В книге №2 - последнее предложение на 50-ой странице.
4. В книге №3 - второе предложение на сотой странице.
5. В книге №4 - предпоследнее предложения на странице 150.
6. В книге №5 - заключительное предложение книги.
7. Последовательно запишите их в один абзац.

1. Нацуо Кирино - Гротеск.
2. Харуки Мураками - Послемрак.
3. Чак Паланик - Бойцовский клуб.
4. Макс Фрай - Волонтеры вечности.
5. Бернар Вербер - Танатонавты.


Стоит взглядом зацепиться за какого - либо мужика, как я тут же ловлю себя на мысли: а какой бы у нас получился ребенок? Принимают заявки по телефону - и развозят по клиентам, как пиццу на мотоциклах...к нам в "Алфавиль" так и шастают. Я не возражал. Но я всегда был не дурак перегнуть палку... По ту сторону смерти находится...

Бред

@темы: флешмоб, Всякое, Улыбайся, Кицунэ, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает, Макс Фрай

---

Оооо...мать моя женщина...Он прекрасен! *__*

@темы: Блич, Фап *О*, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает, Май лав хДД, Гриммджо

---

Фендом: Bleach
Автор: Vinculum
Бета: Куй
Название:О пользе споров
Дисклеймер: Не мое, я мимо пробегал
Пейринг: Кенсей/Шуухей
Жанр: стеб
Рейтинг:R (ящетаю)
Размер:драббл
Предупреждение: Феерический пиздец в вакууме, нецензурная брань.


Кенсей тяжело вздохнул, покатывая небольшой белый шарик в руке. Он уже раз двести пожалел о том нелепом споре, который заключил с Айкавой, когда они в прошлый раз распивали саке в компании Хирако. Стоит заметить, что сам Лав, лишь мерзко ухмылялся, когда бывший капитан девятого отряда бросал на него жалостливые, полные тоски взгляды. Вообще, если отвлечься от творящегося в голове Мугурумы хаоса и посмотреть на окружающий мир трезвым взглядом, то ситуация вырисовывалась удручающая. Бой, развернувшийся над копией Каракуры, между шинигами и арранкарами на мгновение затих, при появлении новых лиц, но положение первых оставляло желать лучшего. Давние враги и друзья перебрасывались редкими репликами, в основном враждебного характера, а вот Кенсей ловил на себе восхищенные и преданные взгляды высокого, ладно сложенного парня с татуировкой "69" на щеке, полностью копировавший его собственную на груди. Не вспомнить паренька, спасенного от чужих еще в обществе душ было невозможно, особенно учитывая что именно он стал причиной спора с Лавом.
- Айкии-чааан... - в голосе Мугурумы стали проскальзывать совершенно несвойственные ему жалобно-истеричные нотки.
- Крепись, ты должен это сделать! На кону стоит твоя честь! - каким образом Лав умудрился сохранить каменно-торжественное выражение лица, оставалось загадкой, но каждое слово было подобно гвоздю, вбиваемому в крышку гроба Кенсея.
Честно говоря, бывший капитан был уже готов расстаться с ней - с честью то есть - даже с тем же Айкавой, но не заниматься ее лишением у молодого шинигами, особенно у всех на глазах.
- Семпай! - Шуухей как назло оказался рядом, взирая на своего старого спасителя, как на освященный идол древнего божества, который несет свет веры добра всем страждущим - Я... я не надеялся что увижу вас вновь!
Запыхавшаяся Сай Фонг озадачено почесала затылок сузумебачи - уж больно удобно занпакто садилось на палец - запинающийся Хисаги, это был нонсенс.
- Э-э-э-э-э... - кенсеево "э" больше напоминало скрип плохо смазанного, проржавевшего механизма - Я...э-э-э... тоже рад... тебя здесь видеть.
- Семпай, что-то не так? - чуткость Хисаги убивала, Кенсей подумал, что сейчас просто шлепнется вниз, не справившись с собственной реяйцу, масла в огонь подливало едва сдерживаемое гоготание Айкава за спиной. И кого то еще, Кенсей подзревал, что Хирако.
- Оу... вы уже поприветствовали друг друга? - Вид у Айзена был откровенно скучающий, то ли он не заметил замешательства Кенсея, то ли предпочел сослать все на Оцепеняющий Ужас перед его Величеством.
"ДААА!!!" хотел радостно проорать Мугурума, но подавился пальцами Айкавы, который злораднейше улыбаясь буквально пропел.
- Нет, Айзен сама, они еще не закончили... Шу-чан, с ним все ништяк!
- Тьфу, Лав, твою мать! - чертов подстрекатель мало того, что успел уйти от удара, так еще и умудрился, когда затыкал рот Кенсею, вложить туда небольшую таблетку с афродизиаком, которую сам бывший капитан, планировал втихаря выкинуть куда подальше.
- Семпай, с вами точно все... в порядке? - Брови Шухея медленно ползли вверх. Вместе с членом Мугурумы, который отчаянно ругал Айкава на чем свет стоит.
Айзен, уже было поднявший руку, для того что бы отдать приказ атаки так и застыл, с растопыренной пятерней и открытым ртом. В принципе, под него пытались косить почти все присутствующие, что были в сознании, но до выразительности Соуске им было еще далеко. Единственный кто озадачено оглядывался по сторонам, был Тоусен, вынужденный ориентироваться в основном на звуки. Звука встающего члена еще никто не придумал, но вот звенящую тишину, которая сама будто бы задавала философский вопрос пространству, трудно было не заметить.
Пожалуй хуже всего сейчас было Кесейю, впервые за лет триста он был готов сесть на корточки и разрыдаться в голос, тем более плакать со стоящим членом, наверное было необычно. Когда вайзард уже всерьез начал обдумывать такой поворот событий, Лав пнул несчастного в зад, предварительно шепотом напомнив про их "спор".
Отступать было некуда - ну разве что трахнуть самого Айкаву, а как ни крути, Шуухей выглядел все же более привлекательно, еще раз мысленно всхлипнув, Кенсей твердо сказал себе "Я суров и могу!"
- Бля - флегматично изрекли Кераку и Старк, смотря как Кенсей, на лице которого отражалась многовековая печаль нескольких поколений, притянул Хисаги к себе и трясущимися руками стал развязывать пояс хакама.
Барраган, величественно вышагивающий по крыше к Сай Фонг, что бы под шумок прикончить ее, не заметил края и смачно грохнулся вниз, матерясь так, что Омаэда бы завистливо присвистнул. Если бы был в силах поднять отвалившуюся челюсть. Сама капитан второго отряда нервно с ничего не выражающим лицом продолжила чесать затылок сузумебачи, движения были механическими и где сейчас находилось сознание доблестной капитанши оставалось только гадать.
Кенсею было уже все равно, чуть ли не плача он срывал одежду со впавшего в ступор Хисаги, судорожно ища глазами хоть что-нибудь, что облегчило бы участь несчастного. Тихий шопоток, прерывающийся истеричными всхлипами и явно принадлежавший Айкаве произнес.
- В правом кармане, дубина-а-а...
Сделав пометку в голове что убьет и выебет Лава, Кенсей полез в карман и выудил оттуда аккуратный тюбик нежно розового цвета.
Нет. Сначала выебет, а потом убьет.
Все с той же вселенской грустью на лице, Кенсей толкнул в плечо Хисаги, тот упал на предварительно сгущенную реяцу капитана наподобие бревна, разве что стука не было. На счастье вайзарда впавший в ступор шинигами даже не пытался сопротивляться, просто смотрел в одну точку с выпученными глазами. Мысленно извиняясь перед Шуххем, присутствующими тут людьми, всеми известными богами и черт знает кем, Кесней встал на колени перед Хисаги и закинул его ноги себе на плечи, по его мнению так смазать парня было легче всего.
Мнение подвело Мугуруму, впрочем, как и всегда, когда дело доходило до секса. Ноги Шуухея мешались, да и одеревенение всего тела не способствовало легкому проникновению пальцев, которые были буквально залиты смазкой, выдавленной из тюбика с мерзким пердящим звуком. Который, надо признать, как гром небесный пронесся над копией Каракуры в наступившей тишине. Даже Барраган, из вежливости, продолжал материться про себя.
Укитаке смотрел на происходящее, со свойственным ему философским оттенком. Наученный горьким опытом, он даже подумал дать Кенсею пару советов, но врожденная деликатность не позволяла вмешаться в такой ответственный момент.
Тоширо колбасило. Хотя нет. Его КОЛБАСИЛО, довольно взрослый личностно капитан, взирал на происходящее с нескрываемым ужасом. Как ни крути, но в этом вопросе несчастный в свои годы опыта не поднабрался - и это не смотря на все старания своего доблестного лейтенанта! - а уж вид двух мужчин, занимающихся чем-то подобным, так и вовсе вызывал у юного гения глубочайший когнитивный диссонанс. Халлибел, который стало немного жаль мальчика, решила успокоить того, ободряюще похлопав по плечу.
- Минус один - флегматичный голос трес эспады возвестил, о том, что Хитсугая-тайчо валялся в глубоком обмороке.
Пока в головах присутствующих любая мысленная деятельность была остановлена Кенсей, в этот раз всхлипнув очень даже вслух, решил что больше этого не выдержит и с подготовкой пора заканчивать. Тюбик отлетел куда-то под ноги Гина - сейчас как раз был тот момент, когда можно было наблюдать, что не только оба глаза бывшего капитана открыты, так еще и принимают размер в два раза больший против естественного. Еще раз прокляв все на свете, Мугурума, подхватил Хисаги под колени поудобнее и плавно, насколько мог, вошел в зад шинигами. Тишину разрезал немного судорожный вздох лейтенанта девятого отряда, который, по-видимому, отошел от шока.
- С...семпай?
Сай Фонг нервно хохотнула, заикание Хисаги уже не казалось ей чем-то из ряда вон выходящим.
- Я! - голос зажмурившегося Кенсея сейчас больше всего напоминал мелодичный сопрано юной девы.
- А почему вы остановились?
Мугурума насилу открыл один глаз, с удивлением узрев, что во взгляде Шуухея все то же слепое обожание, приправленное восторгом и наслаждением.
- Э...ну... я... - тяжело вздохнув, Кенсей подался назад и опять вошел в Хисаги, уже более резко, тот едва слышно застонал и прижался ближе к вайзарду.
Через несколько таких фрикций лейтенант девятого отряда уже не сдерживался, а стонал в голос, хватаясь за воздух, а если повезет и за обожаемого бывшего капитана.
Кераку покосился на карман своей накидки и вытащил пачку сигарет - он конечно клятвенно обещал Нанао бросить курить, но ситуация... Старк жадно посмотрел на торчащий из пачки рыжий кончик сигареты, все это время он мужественно боролся с Лилинет, которая хоть и молча - дабы не нарушать торжественную тишину - но яростно сопротивлялась, не давая закрыть ей глаза.
- Э-э-э-э... Будешь?
Примера эспада благодарно кивнул принимая курево, хотелось чем то занять руки. Ну, чем то кроме Лилинет.
А Айзен... Нет, Айзен не хлопал ртом, как выброшенная на берег рыба. Даже не хватался за сердце. Он вообще вел себя на редкость спокойно для человека, под носом которого трахаются двое мужчин. Он просто дергал глазом, ОЧЕНЬ нервно дергал глазом.
В это время Кенсей похоже тоже вошел в раж, он рычал как боевой тигр, безжалостно врываясь в хрупкое тело Шуухея. Стоит признать, что звуки доносившиеся из этого тела явно давали понять, что оно не против, более того - хочет еще. Через несколько минут все закончилось. Хисаги был счастлив - его кумир его заметил, да еще как!
Айкава создал себе отдельную стенку из реяцу, издавать звуки не позволяла торжественность момента, а хохот деть куда то надо было, посему акт мазохизма по отношению к собственной голове, прерывающийся какими-то подозрительно радостными всхлипами, был как нельзя кстати.
Большая часть участников действа соревновалась в том - у кого быстрее вываляться глазные яблоки. Старк флегматично докурил, потом посмотрел на Кенсея, на Айзена, на Кераку и вдумчиво произнес
- Да ну вас нахуй, с этой вашей войной...

@темы: Блич, Хисаги Шухей, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает, Ржать!, ОТП

---

Новогодний спешал, такой...спешал)

Рукия: Чем это ты занят?
Ренджи: А ты не видишь? Каллиграфией.
Ренджи и каллиграфия...Ну да...У Кучики-тайчо послужишь - и не такому научишься))
А еще там было много улыбательно-беззаботного Шухея и наикрасивейший Бьякуя *О*

@темы: Абарай Ренджи, Блич, Улыбайся, Кицунэ, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает

---

Последнее...

Пожалуй, не буду ничего говорить.
Просто, говорить нечего.

@темы: Тути, От души, Блич, Подотри сопли безмозглый болван!, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает, Осами-чан, МориЭйджи, Rock Musical Bleach

---

Ксо...это...это...просто нереально!
С 6:26.
Эйджи...Пытается привести себя в чувство, чтобы окончательно не расплакаться. Ксо.
А потом Тат-чан...зайка, ну зачем же ты так плачешь?..
А вообще, там у всех глаза на мокром месте.
И я вот это смотрю и реву вместе с ними...
Черт, это последний их Бличевский мюзикл в таком составе.
Как же этого мало, оказывается...

@темы: Тути, нэ?, Блич, Подотри сопли безмозглый болван!, Осами-чан, МориЭйджи, Rock Musical Bleach

---

Ну почему я не могу писать?
Особенно, когда так много идей крутятся в моей голове.
Ксо, это причиняет боль.
Потому что застаивается и не имеет возможности выплеснуться на бумагу.

@темы: Подотри сопли безмозглый болван!, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает

---

Химия трахнула мой мозг.
Жестоко и беспощадно.

@темы: Подотри сопли безмозглый болван!, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает

---

Новая глава....
Я не могу выразить это словами...
Эмоции переполняют.
Кенсей и Синдзи снова в Готее!!!! *О*
*___________*

@темы: Манга, Блич, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает

---

Ну не могу я спокойно сидеть на истории.
Особенно когда....
"Складывание очагов агрессии в Европе со стороны Германии и Италии, на дальнем востоке со стороны Японии и оформление соглашения трех стран."
Ибо я себе вижу это только так и не иначе хД

@темы: нэ?, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает, LOL

---

В общем, на меня накатило. Как то совершенно внезапно и необдуманно. И только после того, как я это написал, я понял, что это совершенно не то. Вроде как и написано про ГиноКиру, но сам я в это не особо то и верю. Лучше бы я написал по Гин/Рангику. Правдоподобнее бы получилось. Но, что есть, то есть. Пусть будет.



В полумраке не видно сути,
Тени прячутся по углам.
Там и свет раскаленной ртути,
Там и стоит проститься нам.

Далеко будет месяц злиться
Тихо браня чужую ложь,
Только мне как всегда не спится.
Серебром рассыпает дрожь.

Где - то тихо звенят мечтанья,
Там спасительный свет погас.
Только помню его метанья
И смятенье прозрачных глаз..

Ты мне песни там пел, Изуру,
Про лисицу, про дрожь в руках..
А теперь открывается взору
Лунный свет в смоляных небесах.

Ты меня не простишь быть может,
За побеги не стоит прощать.
Только память мою снова гложет
Сейретея небесная гладь.

@темы: нэ?, Гин/Изуру, Улыбайся, Кицунэ, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает, ОТП, Мое, Стихи

---

Ну вот почему всегда так?
Как по мне это жутко смущает...
Смущает что кто то услышит.
Именно поэтому, я никогда не пою, когда дома кто то есть.

@темы: Улыбайся, Кицунэ, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает

---

- Как выглядит иероглиф "шесть"?
- Он похож на Бьякую сзади. (с)

Нэ, я даже проверил хДД

@темы: Блич, Улыбайся, Кицунэ, Приобретите мозги, сэр, говорят помогает